ЛИЧНОСТНОЕ КАК ПОЛИТИЧЕСКОЕ

Одно время принималось за аксиому, что терапевты должны соблюдать терапевтический нейтралитет: не осуждать, не принимать чью-либо сторону, не навязывать образа действий. Считалось, что следует поощрять коммуницирование или интерпрети-

Значение семейной терапии

ровать сказанное, но воздерживаться от внушения своих личных ценностей и взглядов — т. е. быть строго объективными. Сегодня, однако, многие практики придерживаются мнения, что терапевты вправе кое-что поддерживать и, наоборот, восставать против другого.

Начиная с феминистских семейных терапевтов, впервые указавших на повсеместное неравенство по половому признаку в нашей культуре (например, Hare-Mustin, 1978; Goldner, 1985), стало расти число практиков нарративного направления, которые начали работать с членами семьи для того, чтобы идентифицировать влияние определенных культурных ценностей и культурного опыта на их жизнь и взаимоотношения в семье (например, White & Epston, 1999; Freedman & Combs, 1996).

Терапевты-нарративисты обращают внимание на деструктивную информацию, которая атакует нас через телевидение и газеты, предписывая, как нам думать и какими быть. Действительно, один из наиболее действенных способов, который используют нарративные терапевты для мотивации людей принимать более активное участие в собственной судьбе, — это помочь им думать о самих себе не как о людях с недостатками, а как об угнетенных, поставленных в тяжелые условия. При появлении прогресса описательный терапевт призывает «команду поддержки» — группу других людей для поддержания нового и более позитивного чувства самоуважения в пациенте.

Несмотря на очевидную схожесть с нарративной терапией, подход, фокусированный на решении, абсолютно не рассматривает семью в ее окружении. Здесь неактуальны факторы, которые могли привести к возникновению проблемы ни в самой семье, ни в ее окружении, — уделяется внимание только форме изложения проблемы.

Терапевты внутренних семейных систем часто изучают влияние культурного окружения на формирование личности членов семьи, которые, в свою очередь, формируют динамику развития семей. Например, Ричард Шварц (1995) описал случаи, когда чрезмерная материальная заинтересованность, безудержные амбиции и озабоченность своим внешним видом в некоторых семьях начинали играть настолько важную роль, что приводили к пагубным последствиям, которые затем отражались на внутреннем мире молодых женщин в этих семьях, вызывая анорексию и булимию.

Определенно должен существовать способ помочь людям ответить на вопрос, какие стандарты и устремления приводят к возникновению их проблем. Кто сказал, что женщины должны

 

Майкл Николе, Ричард Шварц

быть такими же худыми, как популярные модели? Что юность — это время смятения чувств? Что основная обязанность мужчины — сделать карьеру? Более того, определяя некоторые деструктивные предпосылки, такие, например, как культурные, терапевты-нарративисты предлагают членам семьи объединиться в борьбе с ними. Однако может возникнуть вопрос о том, как это чувство политической сознательности применить на практике во время консультации и непосредственно в организации семейной терапии.

Иногда чрезмерная готовность возложить вину на исключительную роль культурного влияния приводит к игнорированию собственной роли пациента в его проблемах и к выявлению только внешних влияний. Возьмем, к примеру, случай с женщиной, которая считала, что она что-то делает неправильно и это является причиной ее недостаточного успеха у мужчин. Что случится, если терапевт назовет эту проблему «голосом опасности» и настоятельно посоветует рассматривать ее сомнения как элемент культуры, которая учит женщин подчинять жизнь ожиданиям мужчин? Без сомнения, женщины в основном более приспособляемы, чем мужчины. Но так ли оно в данном случае? Если пациентка будет считать, что в ее нескладывающихся отношениях с мужчинами виновато общество, — поможет ли это ей? И, что еще более важно, независимо от того, какую точку зрения примет терапевт (является ли она жертвой социального окружения, или проблема заключается в ней самой), его мнение вряд ли изменит что-то в ее жизни. Прекрасно, если терапевт относится к пациентке с сочувствием, являясь ее защитником, но если его позиция сводится к тому, что пациентка является жертвой патриархата, мужского шовинизма, расизма или гетеросексуальнос-ти, его подход неизбежно становится слишком прямолинейным, обвиняющим, а это как раз то, с чем в первую очередь борется метод семейной терапии.

Иногда готовность определять культурное влияние как опасность в жизни пациентов приводит к тому, что терапевт выступает в роли рыцаря в сверкающих доспехах, борющегося с силами зла. С другой стороны, позиция игнорирования расизма, сексиз-ма, этноцентризма, бедности, преступности и отчужденности — рассматривание семьи как отдельной (самодостаточной) системы — напоминает страуса, прячущего голову в песок. Какой же должна быть роль семейных терапевтов и ассоциаций национальной семейной терапии по отношению к увеличивающейся социальной несправедливости?

Значение семейной терапии

Признавая мощное влияние социальных условий на семью, должны ли семейные терапевты играть особую роль в политике и общественной жизни, или они — лишь врачи, обученные помогать семьям избавиться от их психологических проблем, и не имеют достаточно опыта и полномочий, чтобы бороться с социальным злом? Это вопросы, на которые найти ответы нелегко.

ГРАНИЦЫ

Один из наиболее важных концептов семейной терапии — концепт границ, описывающий взаимоотношения индивидов в контексте их семей, семей в контексте их расширенных семей — и общества. Индивидуальность и автономия каждой подсистемы (индивид, братья и сестры, родители, нуклеарная семья) регулируются прозрачными границами между ними и системой, окружающей их.

Самый ясный и наиболее полезный концепт интерперсональных границ основывается на работах Мюррея Боуэна и Сальвадора Минухина. Боуэн лучше всех описал границы между «я» и семьей, а Минухин — границы между различными подсистемами внутри семьи. По определению Боуэна, индивидуальности варьируют в континууме от слияния до дифференциации, а у Минухина границы меняются от проницаемых до жестких с вытекающими отсюда связанностью или разрозненностью.

Взгляд Боуэна отражает особое внимание психоаналитика к отдельным личностям и индивидам (Mahler, Pine & Bergman, 1975), особенно к проблеме эдипова комплекса и ухода из семейного дома. Согласно этой модели, мы становимся личностью, испытав себя одиночеством. Боуэн уделял мало внимания проблемам эмоциональной изоляции, имеющим в своей основе слишком жесткие границы, и рассматривал их как артефакт — защиту против отсутствия необходимых границ. Таким образом, метод Боуэна имел несколько односторонний подход к вопросу взаимосвязи индивидов (отдельной личности и других людей). Боуэн использовал различные термины — сплоченность, слияние, недифференциация, эмоциональная реактивность, — все они относятся к проблеме, которая волновала его больше всего: опасность потерять себя во взаимоотношениях с другими людьми.

Минухин предлагает более сбалансированный взгляд, обращаясь к проблемам, возникающим в результате того, что границы или слишком жесткие, или слишком слабые. Чрезмерная

Майкл Николе, Ричард Шварц

проницаемость границ делает человека уязвимым извне, жесткие границы ограничивают коммуникацию и взаимосвязь (поддержку) между членами семьи. Боуэн описывает только одну проблему границ — слияние и только одну цель — дифференциацию. Минухин рассматривает две возможности — спутанность и выпутанность, и его терапия предназначена для каждого конкретного случая.

Согласно системной теории Боуэна, люди склонны быть или эмоционально слитыми, или дифференцированными. Слияние напоминает болезнь — она может иметь тяжелую форму или легкую. В структурной семейной теории спутанность-выпутанность играют двоякую роль. Семьи могут быть либо спутанными, либо выпутанными, а точнее, семьи описываются как состоящие из различных подсистем со спутанностью в одних отношениях и выпутанностью в других. Например, мать и ребенок могут быть описаны как спутанные (Боуэн сказал бы — слитые), но эту связь нельзя рассматривать изолированно, она является продуктом выпутанности взаимоотношения женщины с ее мужем. Используя эти знания о взаимосвязанной природе внутрисистемных границ, возможно создать терапию для лечения конкретных семей и для координации изменений среди ее подсистем.

И «слияние» Боуэна, и «спутанность» Минухина — понятия, связанные со стертыми границами, но они не являются синонимичными. Слияние — психологическое качество индивида, противоположное по значению становлению индивидуальности. Динамика слияния оказывает действие на отношения (особенно в форме реактивности и триангуляции), но при этом слияние происходит внутри человека. Спутанность же существует между людьми.

Эти концептуальные различия соответственно определяют и методы лечения. Боуэнианцы поощряют взаимоотношения, но указывают на важность индивидуальной автономии. Успех здесь измеряется дифференциацией личности. Структуралисты поощряют независимость, но стараются перестраивать взаимоотношения в семье посредством упрочения или ослабления границ. Успех измеряется гармоничностью функционирования целой семьи. Согласно теории Боуэна, изменение индивида должно влиять на всю систему семьи, перестройка семьи по Минухину принесет выгоду отдельным ее членам. Различие заключается в том, что в одном случае работают с индивидами, чтобы разблокировать систему, а в другом — с системой для помощи индивиду.

Значение семейной терапии

Нормальное развитие семьи

Как правило, терапевты уделяют мало внимания нормальному развитию семьи¹, если в прошлом отношения в ней развивались вполне здоровым образом.

Большинство терапевтов имеют собственное представление о соответствии норме, что отражается на их работе. Проблема здесь заключается в том, что эти схематичные модели основаны, как правило, на личном опыте и являются лишь отражением собственных взглядов терапевта до тех пор, пока они не получат достаточного обоснования и подтверждения. Всегда возникает искушение предположить, что здоровые семьи — это такие, как наша собственная (или наоборот). Однако, даже если предположить обратную ситуацию, когда семья самого терапевта позволяет каждому выполнять самостоятельную функцию, стремиться к самосовершенствованию и при этом сохранять устои нуклеарной семьи, это еще не будет означать, что перед нами пример идеальной семьи. Если мы ставим целью помочь семье, мы не должны выбирать между «здоровой» и «нездоровой» моделью, мы должны найти решения, которые будут эффективны даже в том случае, если семья не вполне конкретно формирует свои цели.

Особенно много внимания событиям из прошлой жизни семьи уделяют представители психоаналитической школы и школы Боуэна, их особенно интересуют перспективы эволюции и развития. Если другие школы объясняют существующие проблемы в основном бытовыми трудностями, то психоаналитики больше интересуются проблемами возникновения проблем, уделяя внимание и анализу нормального развития.

Хотя большинство школ семейной терапии почти не затрагивают вопросы зарождения семьи, последователи Боуэна и психоаналитической школы в своих работах акцентируют внимание на вопросе выбора супруга. Боуэн выделял дифференциацию, слияние, триангуляцию, в то время как психоаналитики говорили о неосознанной потребности в комплементарности, перспективной идентификации и идеализации, — однако складывается впечатление, что в обоих случаях для описания схожих явлений используются различные термины. Психоаналитики считают,

Это действительно так, несмотря на популярность современных дез -авуированных навязанных моделей нормальности. Одно дело бросить вызов универсальности в пользу частности, другое — обвинять тради -ционных семейных терапевтов в том, что они оперируют фиксирован -ными точками зрения на то, что собой представляет соответствие норме.

Майкл Николе, Ричард Шварц

что выбор будущего супруга обоснован на желании освободиться от уз родительской семьи и соединиться с человеком своего уровня развития. Боуэн говорил, что люди выбирают партнера, который копирует знакомые паттерны взаимодействия в семье, и выбирают партнеров со схожим уровнем дифференциации.

Существуют версии, которые утверждают, что человек находит пару собственному «эго». Но и Боуэн, и психоаналитики сходятся в мнении о том, что человек склонен искать в будущем партнере черты, которые ему не присущи, но их недостает в нем самом, и он хочет их видеть. Так люди, склонные к упорядоченному образу жизни, женятся на истеричках, и, если верить Боуэну, «коллективисты» женятся на «одиночках». И именно в этом школа Боуэна и психоаналитическая школа схожи друг с другом и отличаются от других. Обе школы отдают должное глубине психологического аспекта, обе признают, что у каждой личности есть своя глубина. Обе школы полагают, что успех отношений зависит от сходства интересов и ценностей партнеров, но также и от природы их внутренних представлений.

Психоаналитики уделяют особое внимание важности хороших взаимоотношений в детстве. Способность ребенка развить самодостаточное «я» и адекватную восприимчивость к окружающим зависит от «достаточности материнской заботы» и «адекватного влияния окружающей среды». Если ребенок научится находить согласие с самим собой, он сможет сосуществовать и с другими, в то же время чувствуя себя независимым. Однако, если он этому не научится, он будет чувствовать себя в какой-то мере отвергнутым. Ранние впечатления о взаимоотношениях не просто хранятся в памяти, а формируют психологическую структуру сознания, сохраняя ранние впечатления в форме внутренних и внешних образов. Эти образы определяют то, как люди будут вести себя в дальнейшем среди людей. Таким образом, будущее ребенка — и будущее его семьи — закладывается в раннем возрасте.

Боуэн описывал нормальное семейное развитие крайне детерминистским образом. Родители передают детям свою незрелость и недостаток дифференциации; эмоциональное слияние передается из поколения в поколение. Судьба семьи является результатом взаимоотношений, которые существовали в предыдущих поколениях.

Психоаналитические терапевты и боуэнианцы рассматривают триангуляторные взаимоотношения между матерью, отцом и ребенком как критические для последующего развития. Психоа-

Значение семейной терапии

налитики описывают эдипову драму как конфликт и верят, что их отношения будут влиять на все последующие взаимоотношения. Боуэнианцы описывают эту триангуляцию как замещение эмоциональных напряжений, являющуюся результатом семейной двоичности, и рассматривают ее как прототип всех последующих взаимоотношений.

Весьма вероятно, что клиницисты рассматривают людей из триангулярных семей как вышедших из союзов, в которых не были реализованы романтические взаимоотношения, но эти теории подразумевают возможность удачного разрешения ситуации. Обе теории — и боуэнианская, и психоаналитическая — поддерживают видимость идеального функционирования, к которому люди стремятся, но никогда полностью не достигнаю. Результатом может быть либо утопическая модель, которая становится причиной неудовлетворенности в целом, либо позитивное восприятие мира, которое будет вести людей к обогащенной, но несовершенной жизни.

Самое четкое определение дает Боуэн (1966) в описании семей, «склонных к хорошей дифференциации». В этих семьях брак является функциональным партнерством, члены которого могут быть близки без потери автономности. Они разрешают своим детям развиваться самостоятельно, не прибегая к излишней опеке и не препятствуя попыткам ребенка действовать согласно его личным представлениям. Каждый член такой семьи ответственен сам за себя, никто не превозносит другого за личный успех и не обвиняет за провалы. Они способны успешно находить общий язык с другими людьми или действовать в одиночку в зависимости от ситуации. Стресс не может подавить интеллектуальную деятельность эмоциональным давлением. Такие люди адаптивны, гибки и независимы, способны выжить и в тяжелые, и в хорошие времена.

Большинство других школ семейной терапии, не уделяя внимания прошлому, имеет несколько изолированных концепций описания процесса нормального семейного функционирования. Например, коммуникативные терапевты, говоря о браке, употребляют понятие «услуга за услугу» («quid pro quo») (Jackson, 1965), тогда как поведенческие терапевты описывают то же явление с точки зрения теории социального обмена (Thibaut & Kel-ley, 1959).

Вирджиния Сатир дает определение нормальной семьи как такой, в которой коммуникация является прямой и открытой, где разногласия высказываются, а не скрываются, а эмоции вы-

Майкл Николе, Ричард Шварц

ражаются открыто. В таких условиях, считает она, люди развивают здоровую самооценку, что позволяет им идти на определенный риск при установлении подлинных и искренних взаимоотношений.

По утверждению Минухина (1974), чтобы стать настоящими специалистами, терапевты должны научиться правильно воспринимать нормальную семейную жизнь. Важно понимать, что обычная семейная жизнь не является райским садом. Когда два человека вступают в брак, они должны учиться уживаться друг с другом. Каждое последующее вступление в новый виток жизни требует дальнейшей модификации семейной структуры. Клиницисты различают функциональные и дисфункциональные структуры, а также патологические и обычные переходные структуры семьи. Кроме того, как замечает Минухин, трудно стать действительно эффективным терапевтом, если не иметь опыта в решении некоторых проблем, с которыми и обращаются семьи (именно поэтому более опытные и пожилые терапевты добиваются лучших результатов, чем молодые).

Из-за того, что структурная семейная терапия начинает работу с оценки адекватности структуры семьи пациента, иногда кажется, что существует идеальный стандарт. В действительности соответствие норме определяется функциональностью. Структурные семейные терапевты делают вывод, что различные структуры могут быть в равной степени функциональны. Ясность границ подсистемы более важна, чем композиция этой подсистемы. Например, родительская подсистема дает возможность отцу и старшему ребенку функционировать эффективно, если авторитарность четко очерчена. Обычно наблюдаются модели связанности или разрозненности, что не всегда является показателем патологии.

Другие школы семейной терапии используют определенные стандарты «нормальности» при описании проблемных семей. Например, стратегические терапевты описывают дисфункциональные семьи как семьи, создающие проблемы из ничего, так как они не могут приспособиться к меняющимся обстоятельствам и пытаются сделать больше, чем делали обычно.

Большинство терапевтов не ставят своей задачей изменение семьи и поэтому считают, что не обязательно иметь представление об идеальной семье. Вместо этого они занимаются специфическими проблемами — взаимоотношениями, поддерживающими проблему, проблемонасыщенными повествованиями, решениями, которые не были выполнены, — т. е. всем, что касается

Значение семейной терапии

действий, а не структуры. Их модели дисфункциональны, а поэтому предполагается, что функциональное есть противоположность дисфункциональному.

Хотя не обязательно разобраться в истории семьи, чтобы помочь ей в настоящем, для достижения целей важно понимать ее нынешнюю организацию — здесь используется модель нормальной семьи. Такая модель должна включать в себя способ лечения для настоящего и перспективу на будущее. Среди идей, описанных в этой книге, наиболее полезными для базовой модели нормального семейного функционирования являются структурная иерархия, эффективная коммуникация и развитие жизни по циклам.

Стоит ли придерживаться этих нормативных схем — вопрос. Если терапевты слишком строго придерживаются нормативной модели, они могут навязать ее семьям, которым та не подходит, — например, семьям из другой культуры; они более склонны принимать авторитарные позиции для достижения цели лечения. С другой стороны, терапия без модели здорового семейного функционирования может трансформироваться в директивные упражнения. Любая нормативная модель должна использоваться как гибкое руководство к действию, а не как прокрустово ложе, в которое нужно уложить семью.

Как ни странно, такая интеграция стирает границы между школами семейной терапии, а в американском обществе все происходит наоборот. Поликультурность пришла на смену идеалу единого общекультурного котла. Конечно же, этническое самосознание и возрожденное уважение к культуре и традициям различных групп делает общество более разносторонним; большинство сейчас понимают, что различия не являются камнем преткновения: нетерпимость и угнетение одних людей другими — вот что является проблемой, и проблемой не простой. Но поликультурность может заключать в себе опасность противопоставления «мы — они». Может быть, «плюрализм» — лучший термин для обозначения причастности к миру без сепаратизма.

В последнее время много говорится о роли нуклеарных семей. В настоящее время почти в 30% американских семей отсутствует один из родителей (в 1980-х гг. — 20%)'. Хотя в афроаме-риканских семьях процент неполных семей больше, у белых выше темпы роста неполных семей и незаконнорожденных детей.

Сейчас в США неполных семей больше, чем в любой другой стране мира.

Майкл Николе, Ричард Шварц

Семейные терапевты пришли к заключению, что неполную семью стоит рассматривать не только как интересную альтернативу модели полной семьи, но и задумались об абсолютной необходимости нуклеарной семьи.

Любой, работающий с афроамериканскими семьями, знает, что в них родственные границы часто бывают размытыми и существует понятие «ложное родство» (где отношения не обязательно кровно родственные, но часто они бывают очень прочными). Тем не менее предсказание того, что американская нуклеар-ная семья находится под угрозой, как и предсказания конца света, оказываются преждевременными. В течение двадцати лет проводились исследования по поводу альтернативного построения семьи, и модель семьи с двумя родителями оказалась самой привлекательной в глазах общества. Считается, что парная семья — это наилучшая защита от нищеты в детстве и гарантия будущего. Возможно, бог придумал семью из двух родителей не только по причинам биологического характера. А пока семейные терапевты, которые являются больше врачами, чем социальными критиками, продолжают работать с разными семьями, чтобы помочь им вписаться в любую абстрактную модель и реализовать свой уникальный потенциал.

Развитие расстройств поведения

В период становления семейной терапии пациенты рассматривались как невинные жертвы — «козлы отпущения», чье нестандартное поведение поддерживало стабильность в семье. Появилось большое количество литературы о дисфункциональных способах сохранения мира в семье: создание «козла отпущения», псевдоединство, общая цель, двойная связь, мистификация и т. д. — этакая простая и удовлетворяющая всех сказка о некоем зловещем влиянии. Эти пагубные механизмы могли довести людей до сумасшествия, но помогали сохранить семью. Родителей впрямую никто не обвинял — ведь их отрицательное влияние не было преднамеренным, — но все же предполагалось, что оно существовало и имело мистическое выражение. Отсюда возникла идея о том, что шизофрения является жертвоприношением детей, сделанным их родителями, — идея абсолютно захватывающая — и абсолютно неверная.

Первоначально считалось, что шизофрению вызывают модели нарушенной коммуникации, наблюдаемые в шизофреничес-

Значение семейной терапии

ких семьях. В конце концов этиологические модели уступили место транзактным. Нарушенные семейные взаимоотношения не вызывают шизофрению, а рассматриваются как модели взаимоотношений. Ни семья, ни пациент не являются средоточием проблемы, проблема не сидит внутри людей, а лежит между ними. Сегодня семейные терапевты меньше думают о том, что вызывает проблемы, чем о том, как семьи невольно их увековечивают. У каждой из систем семейной терапии есть собственные представления о том, как симптоматийные семьи приспосабливаются, но последующие темы будут полезны, чтобы определить некоторые различия мнений в данной области.

НЕГИБКИЕ СИСТЕМЫ

У семей, как и у других групп, есть шикарные возможности для построения взаимоотношений и удовлетворения своих потребностей. Уолт Уитмен сказал: «Во мне вмещается множество». То же самое можно было бы сказать и о семейных отношениях, хотя, как ни печально, многие вскоре застывают в узких и ограничивающих шаблонах.

Хроническая негибкость — разительная отличительная черта семей, члены которых имеют нарушения; практически невозможно вырасти здоровым в таких семьях, потому что они столь неподатливы. Крайняя негибкость объясняет, почему другие семьи становятся дисфункциональными в переходные периоды жизненного цикла: болезнь вспыхивает, когда им не удается заново приспособиться в ответ на эволюционные стрессы и стрессы от неблагоприятных условий среды.

Первые наблюдатели шизофренических семей подчеркивали их негибкость. Уинн ввел термины резиновая ограда, чтобы подчеркнуть, как психотические семьи отвергают внешнее влияние; и псевдовзаимность, чтобы описать их ригидную фиксацию гармонии. Р.Д. Лэйнг показал, как родители, неспособные выносить естественные стремления своих детей, использовали мистификацию для отрицания и искажения их опыта. Коммуникативные теоретики считали, что наиболее сильным нарушением в шизофренических семьях была негибкость их правил. Такие семьи не могли приспособиться к окружающему миру, потому что им не хватало механизмов для изменения; они были запрограммированы на негативную ответную реакцию, воспринимая новизну и перемены как отклонения, которые требуется отвергать.

Майкл Николе, Ричард Шварц

Сила гомеостаза побеждала силу изменений, оставляя семьи стабильными, но хронически нарушенными.

Эта традиция представления семей душевнобольных пациентов как ригидно-гомеостатических была использована в 1980-х Сельвини Палаццоли в форме ее концепта «грязных игр». Кэрол Андерсен и Майкл Уайт возражали против подобного негативного взгляда на семьи, члены которых имеют нарушения, предположив, что ригидность может быть результатом того, что они живут с серьезными проблемами и их за это обвиняют специалисты по душевным расстройствам.

Объяснение семейных проблем терминами гомеостатичес-кой негибкости стало основой стратегической школы. Ее представители описывают дисфункциональные семьи как реагирующие на проблемы ограниченным кругом решений. Даже когда решения не срабатывают, эти семьи упрямо продолжают свои попытки; таким образом, проблемой скорее является ограничение в решениях, а не симптомы. Бихевиористы используют похожую идею, когда объясняют симптоматийное поведение как результат ошибочных попыток изменить его. Часто, когда родители думают, что они наказывают за непослушание, в действительности они подкрепляют дурное поведение своим вниманием.

Психоаналитики и клиницисты эмпирического направления установили патологическую негибкость у индивидов и пар, так же как и в целых семьях. В соответствии с позициями этих школ интрапсихическая ригидность, которая проявляется в формах конфликта, задержки развития и эмоциональной подавленности, есть индивидуальный вклад в семейную негибкость. Психоаналитики рассматривают больные семьи как закрытые системы, которые противятся изменениям. Согласно этой линии размышлений, симптоматийные семьи относятся к настоящему так, будто оно является прошлым. Сталкиваясь же с необходимостью что-то изменить, дисфункциональные семьи регрессируют на более ранние уровни развития, где возникла их эмоциональная фиксация вследствие неразрешенности конфликтов.

Представители эмпирического направления описывают дисфункциональные семьи как не развивающиеся эмоционально. Если верно, что иногда человеку надо испробовать что-либо, просто чтобы удостовериться в том, что он жив, то семьи боятся, что раскачанная лодка может пойти ко дну. Носителя симптомов рассматривают как жертву противостояния семьи жизненной силе.

Структурные семейные терапевты считают, что отсутствие

Значение семейной терапии

гибкости в симптоматийных семьях связано с характером границ между их подсистемами. Дисфункциональные семьи имеют свойство быть либо спутанными, либо выпутанными. Неопытные психотерапевты, у которых возникают трудности с определением семейной структуры, сначала вздыхают с облегчением, когда сталкиваются с семьей, чья спутанность или выпутанность легко видна, но, к сожалению, если структурные проблемы столь очевидны, они скорее всего труднопреодолимы.

Хотя Минухин и его последователи рассматривают семейную ригидность как одну из причин развития симптоматийного поведения, структурные проблемы — необязательно результат некоего свойственного данной семье слабого места. Иногда и в нормальных семьях могут возникнуть проблемы, если они не способны преобразовать прежнюю структуру функционирования, чтобы преодолеть кризис внутреннего развития и внешнего воздействия. Семейные терапевты должны иметь четкое представление на этот счет: симптоматийные семьи часто, в сущности, являются здоровыми; они просто могут нуждаться в помощи, когда приспосабливаются к изменяющимся обстоятельствам.

Фокусированные на решении и нарративные терапевты избегают концепций семейной динамики, вовлекающей членов семьи в развитие проблем. Оба лагеря предпочитают сосредоточиваться на сильных сторонах индивидов в семье и на тех периодах жизни, когда они использовали свои ресурсы для преодоления проблем. Обе модели определяют именно ригидные привычки мышления как поддерживающие проблемы людей, которые считают себя потерпевшими крах и потерявшими надежду.

Терапевты, фокусированные на решении, оставляют это без внимания; они не размышляют об истоках пораженческого мышления. Они убеждены: нет никакой необходимости знать, как возникают проблемы, чтобы найти решение. Фактически они утверждают, что концентрация на проблемах заостряет внимание на негативном и это надо перестать делать, а вот размышления о решениях переключают внимание на позитивные пути конструктивного действия.

Нарративные терапевты указывают на отравляющие, по их мнению, системы убеждений в культуре, которые интернализу-ются членами семьи: это общество, а не семья является негибким. Обвиняя культуру, нарративные терапевты помогают семьям бороться с виной и взаимными обвинениями и к тому же объединяться против общего врага.

Майкл Николе, Ричард Шварц

ФУНКЦИИ СИМПТОМОВ

Раньше семейные терапевты описывали пациента как человека, выполняющего определенную функцию в нарушенной семье: уходить от конфликта и тем самым обеспечивать стабильность семьи. Фогель и Белл (Vogel & Bell, 1960) описывали детей с эмоциональными нарушениями как «семейных козлов отпущения», выбранных в качестве объектов родительской проекции на базе черт, которые теми отвергаются. После этого отклонение больного способствует единению семьи, сплачивая родителей в тревоге.

Сегодня многие семейные терапевты отрицают, что у симптомов есть значение или функция. В самом деле, нарративные, фокусированные на решении и психоообразовательные терапевты настолько против идеи о том, что симптомы служат какой-либо цели, что их подходы можно рассматривать как инспирированные для того, чтобы противостоять этой идее. Нарративная терапия построена вокруг метафоры симптомов как несвойственных объектов, а психобразовательный подход посвящен освобождению семей от ответственности за душевные заболевания.

Поведенческие терапевты и терапевты Института психических исследований не исходят из предположения о том, что симптомы необходимы для поддержания семейной стабильности, поэтому их вмешательства направлены на то, чтобы заблокировать симптомы без попыток реорганизации семьи. Бихевиорис-ты всегда возражали против идеи о том, что симптомы являются признаком скрытой патологии или что они служат какой-либо цели. Бихевиориальные семейные терапевты работают с проблемами как с отсутствием навыков или как с обычным результатом неправильных способов изменить поведение. Фокусируя свое внимание на симптомах, им легко удается обнаруживать обстоятельства, которые их усиливают; это также одна из причин их неуспеха в случаях, когда поведенческие проблемы ребенка способствуют устойчивости конфликтного брака или когда споры супружеской пары защищают их от столкновения с более глубокими конфликтами. Терапевты ИПИ признают, что симптомы могут служить какой-либо цели, но отрицают, что необходимо рассматривать это во время планирования терапии. Они придерживаются сдержанной позиции, в соответствии с которой семьи, однажды освобожденные от своих симптомов, могут сами позаботиться о себе.

Значение семейной терапии

Некоторые школы семейной терапии продолжают верить, что симптомы сигнализируют о более глубоких проблемах и что они могут послужить укреплению семейной стабильности. В семьях, которые не могут выдерживать открытого конфликта, тот, у кого возник симптом, может выступать в качестве дымовой завесы и отвлекающего фактора. Так же как симптоматийное поведение сохраняет равновесие нуклеарной семьи, проблемы в нуклеарной семье могут сохранить баланс в расширенной. В психоаналитических, боуэнианских и структурных формулировках неспособность супружеской пары создать близкую связь может быть приписана тому факту, что один или оба из них все еще вовлечены в отношения со своими родителями. В этом случае симптоматийное поведение передается через поколения и служит для стабилизации многопоколенной семейной системы.

Иногда можно увидеть, как появление симптома у ребенка побуждает депрессивного или выпутанного родителя стать более вовлеченным в семью. Согласно Джею Хейли, непослушание ребенка нередко является частью бесконечно повторяющегося цикла, поддерживающего активность родителей. В типичной последовательности отец становится несчастным и отстраняется; ребенок плохо себя ведет; матери не удается с ним справляться; отец вмешивается, снова связывая себя с матерью через ребенка.

Следующий пример того, как «дисфункциональное» поведение может принести пользу, взят из беседы, проведенной Гарри Эпонтом (известным структурным семейным терапевтом), процитированной в книге Хоффман (Hoffman, 1981).

Беседа проведена с неимущей негритянской семьей, которая полностью отвечает определению «многопроблемная». Все — мать, шестеро взрослых или почти взрослых детей и два внука — находятся под угрозой распада семьи, болезни, нервных срывов, насилия, несчастного случая или сочетания всех этих факторов. Вдобавок члены семьи шумливы, разрушительны, их трудно контролировать.

В определенный момент Эпонт спрашивает у матери: «Как вы со всем этим справляетесь?» Мать, которая остается безразличной и на вид беззаботной, когда психотерапевт пытается поговорить с детьми, отвечает: «Я прикидываюсь страшилищем». Дети смеются, описывая, как ужасна их мать, когда прикидывается страшилищем.

Инцидент происходит вскоре после этого разговора, и это говорит о том, что круговая причинная последователь-

Майкл Николе, Ричард Шварц

ность работает — это одна из последних капель, которая может покончить с семейным равновесием. Мать все еще равнодушна и выглядит усталой, и терапевт спрашивает о ее нервах. Сначала дети ведут себя тихо, слушая. Когда мать начинает признавать, что у нее плохие нервы <